Она − магистр Королевского колледжа искусств, мастер перформанса и видеохудожник, внучка аварского поэта Расула Гамзатова. У нее есть alter ego, «подруга из Дагестана», как она сама ее называет, супер Таус , которая выигрывает за Махачеву премии, супергеройски «пробуя на зуб» устоявшуюся систему кавказской ментальности, порой балансируя на грани фола. Ее работы находятся в собраниях крупных мировых художественных центров: британского Tate Modern, нидерландского Muhka, французских Centre Pompidou и Kadist Art Foundation. Мы поговорили с Таус о том, как и откуда берется Совриск, на чем замешано искусство и что важнее таланта.
С чего начался творческий путь Таус Махачевой? Как сложился выбор художественного творчества и современного искусства как главной страсти в жизни?
Парадоксально, но сначала я окончила университет по специальности «мировая экономика». Дело в том, что моя мама искусствовед и прекрасно понимает, что зарабатывать, занимаясь искусством, очень трудно. Она хотела, чтобы я была менеджером в нефтяной компании. Но не сложилось, это было не мое. После университета я сама поступила на подготовительные курсы по искусству в Лондоне и попросила маму отпустить меня во взрослую жизнь, так сказать. Она, конечно, испугалась, но нашла в себе силы сделать это. Начала я обучение с фотографии, но очень быстро поняла, что этого недостаточно, и продолжила изучать современное искусство. После окончания год работала фоторедактором, а потом нашла свой путь в искусстве. Моя история − пример самореализации. В искусстве нет четкого графика «с девяти до пяти», ты сам выстраиваешь свою работу. Сейчас уже все более-менее налажено, у меня своя мастерская, в которой работают два моих замечательных помощника. Но все это, конечно, пришло не сразу.
Как Вам удалось сравнительно скоро стать известной в различных регионах мира, побеждая на международных и региональных фестивалях и конкурсах в России, Британии, Германии, Турции и т.д.?
Я бы не сказала, что побеждала так уж часто, просто участвовала в хороших выставках. И много работала. Не уверена, существует ли некий врожденный талант: мне кажется, все дело в настойчивости и работе, благодаря им и достигается успех. И если сказать художнику нечего, то лучше и не пытаться. Это очень нелегкий путь. Тут дело не в заработке, не в известности, а в том, что хочется творить. Говорить не текстом или с помощью плакатов, а образами. Если мне это когда-нибудь надоест, я займусь чем-нибудь другим − открою Spa-салон, например, чтобы люди могли наслаждаться отдыхом и красотой.
Чем Вас заинтересовала тема, раскрытая в Вашей инсталляции «Шаривари»? И что для Вас значит цирк: искусство, развлечение, воспоминания о детстве, что-то еще?
В детстве я очень любила цирк, даже мечтала стать клоуном. В цирке, в отличие от других культурных площадок, в советское время можно было шутить, там была своеобразная свобода самовыражения. А я очень люблю работы, в которых поднимаются серьезные вопросы или идет речь о серьезных опасениях и страхах. Мы живем в турбулентное время. В каком-то смысле человек все время находится в состоянии однобалльного или двухбалльного землетрясения. Очень многие ориентиры исчезли, а новых не появилось, и общество мечется между разными системами ценностей, не понимая, что такое развитие и как дальше развиваться. Надо либо держаться за свою жесткую оболочку и окаменевшие старые ценности, либо становиться гибким. На Кавказе, как мне кажется, понятие гибкости воспринимается двояко. С одной стороны, это общество очень гибкое, но с другой − оно боится определенных видов гибкости, боится, что они могут разрушить его идентичность, которая на самом деле окаменела.
Не связан ли этот страх гибкости со взаимодействием восточной и западной ментальности?
Не знаю. И вообще не думаю, что можно разделять ментальность на восточную и западную. Когда я говорю о гибкости, то имею в виду путь, который проходит в своем развитии, самостоятельно или с помощью психоаналитика, каждый. Мне кажется, делить ценности на западные и восточные и определять, что есть прогресс, – это занятие прошлого века, к тому же крайне опасное.
Да, это может вызвать столкновение цивилизаций...
Да и вообще «цивилизационный» подход мне кажется неким пережитком прошлого.
Как Вы находите темы для своих работ? Что Вас вдохновляет: природа, люди, темп жизни, эмоции, жизненный опыт?
В первую очередь вдохновляет общение. Например, во время работы для Ливерпульской биеннале я встречалась с реставратором в Москве, и она мне рассказала, что лучший материал для реставрации картин – это... человеческая слюна. Это как-то связано со щелочным балансом... Она восстанавливала икону в Третьяковке своей слюной и была очень счастлива, что ее ДНК запечатлелась в этой иконе на долгие годы, может быть, даже навечно. В моем понимании это микрореволюция! Это удивительное знание, которое содержится в определенной профессии. Поэтому я стараюсь разговаривать с людьми самых разных профессий. И здесь, в Баку, я слышала разные истории. Естественно, я съездила в Гобустан, посмотрела на грязевые вулканы. Мне рассказали историю Берберовых, и я задумалась над темой совместного проживания животных и людей. Темой цирка я заинтересовалась, посмотрев документальный фильм 1967 года, в котором были показаны работы национальных цирков, в том числе азербайджанских гимнастов Тамилы и Руфата Назировых, клоуна Акрама Юсупова из Узбекистана и других. Все это был советский цирк, но с местными традициями. Это и вдохновило меня. Художественные практики невероятно разные, но они все же имеют и точки соприкосновения. Один из общих моментов – тестирование границ общества, тестирование противостояния, это свойственно моей практике. Если говорить об инсталляции в YARAT подробнее, можно отметить окаменевшие, непригодные для использования костюмы, рисунок в пространстве, на который невозможно наступить, − это все метафорические образы, нечто реальное и в то же время несущее элемент воображаемого. Для меня главный компонент работы – это аудиоинсталляция. Она длится чуть более получаса и состоит из десяти новелл, написанных фантастическим, на мой взгляд, писателем Александром Снегиревым. Там описан цирк виртуальной реальности: говорящая лошадь, другие истории, которые метафорично, образно описывают нашу жизнь, ее различные стороны – например, семью, кулинарные привычки, отношение к природе и животным. Это немного похоже на Борхеса, некий магический реализм, местами искрящийся сатирой и иронией. Основа работы художника – это жизнь вокруг него, его путешествия, размышления, восприятие реальности.
Каково, по-Вашему, будущее современного искусства? И какова роль новых технологий в его развитии?
В первую очередь это виртуальная реальность. Один дизайнер видеоигр как-то сказал мне, что сейчас есть множество игр, предоставляющих игроку неограниченные возможности для креатива: он может модифицировать игру, становясь ее полноценным соавтором. Это просто поразительно! Есть художники, работающие с запахами, – это тоже своего рода технология. Но главным, решающим фактором остается личность художника, его видение мира. Существование таких людей важно – они дают новый взгляд на вещи, новые идеи.
Какие из Ваших работ для Вас особенно близки и любимы?
Мои работы – это то, что я не могу не делать. Иначе я стала бы каким-нибудь менеджером среднего звена или вела бы свой бизнес. Но мне хочется создавать новые смыслы, быть катализатором новых идей, собирать людей, чтобы творить вместе. В проекте, который я представляю сегодня, у меня крупные коллабораторы – Александр Снегирев, Мария Серова. Искусство ведь может выражать самые разные идеи. Например, услышав историю о том, как музею пришлось за неделю переехать в новое здание, понимаешь, как это было сложно физически. Конечно, можно протестовать, возмущаться. А можно сделать аллегорию − как канатоходец переносит огромные картины с одной горы на другую. И зрителям будет понятно, что речь идет об уязвимом состоянии музеев и уязвимости самих художников. Уверена, каждый художник задается вопросом: имеет ли смысл то, что он делает, останется ли это в будущем? Что до моих работ, то выделить какие-то любимые я не могу. Я люблю работы других авторов.
Кого, например, Вы могли бы назвать?
Например, Ясмину Чибич, Сен Ким, которая делает очень интересные рисунки: имея ограничение по слуху, она создает удивительные сюжеты о своей реальности, где используется другой тип коммуникации.
Что Вы можете сказать о развитии современного искусства в Азербайджане? Какие направления, какие имена Вам интересны?
Мне очень нравится творчество Фархада Фарзалиева. Орхан Гусейнов делает тонкие, интересные видеоработы. Мне кажется, в Азербайджане появляется плеяда новых художников, и их все больше. Многие из них сотрудничают с YARAT. Кроме того, в Баку приезжают и делают здесь свои работы известные в мире художники и дизайнеры. В том числе благодаря этому общению у нас в стране растет и развивается новая творческая, художественная среда.
Чего Вы ждете от будущего?
Я ничего не жду от будущего, я планирую. У меня намечены проекты на ближайшие три года. Ничего грандиозного, докторскую писать я не планирую. Вообще не люблю работать с текстом, для меня это где-то даже травматичный опыт... Планирую делать новые работы, хочу экспериментировать. У меня после Венецианской биеннале наступил удивительный переходный период. Сначала я думала, что это станет вершиной моего творчества, но фестиваль прошел, а ощущения пика не было. И я поняла, что для меня важнее художественная практика, важно делать то, что хочется. А еще − ничего не бояться, просто пробовать новое и идти вперед. Это на сегодня стало определяющим критерием в моей работе.
Интервью: Джавидан Гулиев
Фото: Пярвиз Гасымзаде
Материал был опубликован в 67-м номере.
Благодарим Пространство Современного Искусства YARAT за помощь в организации интервью и съемки.
