«Неисследованная жизнь не стоит того, чтобы жить. Смотреть на себя глазами других – самое пленительное путешествие из всех возможных», – говорил Сократ. Скитания в поисках себя и своего места в мире – отчасти отпуск, отчасти молитва, отчасти исследовательская работа. Метафора бесконечного поиска смысла. Этому поиску и посвятил себя современный пилигрим, кочевник, «бродячий философ» Джимми Нельсон.
Ваша вторая книга «С уважением к человечеству» с предисловием Донны Каран вышла в 2018 году. Над чем Вы работаете сейчас?
Наш фонд поддерживает стремление коренных народов сохранить свою исконную культуру. Это, в частности, те этнические общины, которые я фотографировал. Наша цель – помочь этим уникальным народам.
Чем конкретно Ваш фонд помогает коренным народам?
Этот фонд, пожалуй, важнее всего, чем я когда-либо занимался. Мы посещаем коренные народы и убеждаем их объединиться ради сохранения своего культурного наследия, придерживаться собственной культуры. Кроме того, в европейских странах мы продвигаем три образовательных онлайн-платформы для детей.
 |
 |
Вы говорите о сохранении культуры. Но ведь Вы и сами, как только нарушаете границы такого сообщества, как бы способствуете их ассимиляции в современном мире, и сохранить то, что было до Вашего приезда, в нетронутом виде уже не удастся.
Мы стараемся сохранить для будущих поколений базовые ценности. Все меняется, это неизбежно, но, боюсь, что мир становится слишком однородным. Люди утрачивают некие знания, отказываются от традиционного образа жизни. Конечно, многие технологии облегчают жизнь, но отказываться от своей культурной идентичности нельзя ни при каких обстоятельствах.
Вашу первую книгу «Пока они не исчезли» критиковали за приукрашивание действительности. В свое оправдание Вы говорили, что делаете с героями своих фотографий то же, что все делают с собой в соцсетях, подчеркивая свою уникальность. Но не кажется ли Вам, что в соцсетях мы себя идеализируем чаще всего не потому, что чувствуем свою уникальность или значительность, а наоборот − от недостатка уверенности в себе?
Хороший вопрос... Думаю, у каждого из нас в глубине души скрыто чувство незащищенности. Мы, люди, социальные существа и хотим, чтобы нас обязательно заметили, чтобы нас знали и любили. Соцсети по большей части дают это узнавание и даже в каком-то смысле любовь, и это тоже неплохо. Если вы проанализируете то, что я делаю, – это во многом решение этой самой проблемы узнаваемости. Ведь не обязательно должны быть фотографии себя. Да, я делаю узнаваемыми других людей, ни в коем случае их не принижая и не превращая это в репортаж. Я просто хочу привлечь внимание к проблеме, ведь остальной мир не смотрит на эти культуры как на ценное духовное богатство. Но я уверен, что многие коренные народы в духовном плане защищены гораздо больше нас именно потому, что не утратили своей идентичности, своего места в природе и мире. Они открывают мне себя, потому что я убеждаю их в том, что им есть что показать! Это моя интерпретация их жизни и значимости. По идее, вопрос должен был прозвучать иначе: насколько я чувствую себя защищенным по сравнению с ними? Использую ли я фотографии, чтобы начать диалог? Ответ: да. Но в первую очередь я использую эти фотографии как зеркало для себя.
Свое путешествие длиной в жизнь Джимми Нельсон начал в детстве: его родители постоянно были в разъездах, а он учился и иногда их навещал. Сегодня у него за плечами множество фотовыставок по всей Европе. Он побывал фотокорреспондентом в Афганистане, Пакистане, Сальвадоре, Никарагуа и Югославии. Снял рекламную кампанию Ralph Lauren осень-зима 2015/16 на арктическом курорте Kakslauttanen в финской Лапландии. Он объездил места обитания 70 коренных народов и выпустил две книги. На это его вдохновил этнолог Эдвард Кёртис, в начале ХХ века познакомивший мир с американскими индейцами, – последний, кто видел их в традиционных одеждах. «Сегодня огромный кризис идентичности, а коренные народы ее и не теряли», – говорит Джимми Нельсон. Он не устает говорить об этом, в том числе и на новом международном языке – языке изображений. А рассказчик он такой, что хочется слушать еще и еще...
Как-то Вы сказали, что создание фотографий − очень личное путешествие в поисках себя. Удалось ли Вам найти себя?
Ребенком я жил во многих местах, всегда ощущал себя любимым, но в какой-то момент все вдруг изменилось к худшему, и я разлюбил себя. Тогда, вооружившись фотоаппаратом, я начал искать в других то, как мне хотелось бы ощущать себя самому. Так я устанавливал связь с миром. Я все еще на пути к себе, хотя полжизни прожито − полпути пройдено. Я уже понял, что вся прелесть – в текущем моменте. Я продолжаю путешествовать и искать. Но, возможно, больше ничего искать и не нужно...
В чем, по-Вашему, кроется причина расизма? Может, тоже в чувстве незащищенности?
Абсолютно! Речь идет о недостатке способности признавать за другими право на существование. Мы боимся и проецируем свой страх на других – это и есть расизм. Никаких других причин нет, кроме очень глубокого страха за свою безопасность.
Как Вы себя чувствуете, будучи белым мужчиной в нынешней Европе?
Я не понимаю, какое значение это имеет, что мне дает то, что я мужчина среднего возраста с белой кожей? Я очень остро это ощущаю в своих экзотических поездках, потому что там включается объективное мышление, но в Амстердаме, где я живу, все очень субъективно. К тому же это максимально эмансипированный город, здесь каждый может быть каким захочет – черным, белым, голым, каким угодно!
Вы фотографируете представителей разных рас. Они когда- нибудь задавали вопросы по поводу цвета Вашей кожи?
Ни разу! Думаю, это мы, европейцы, придаем этому слишком большое значение. В путешествиях меня чаще расспрашивают, что я за человек. Для них не имеет значения, как я выгляжу, во что одет. Я представляю свою душу − и это для них самое важное.
А расспрашивают ли Вас о жизни в Европе?
Нет, и это на самом деле удивительно. Все герои моих фотографий целиком погружены в настоящее. Наши мозги заняты прошлым и будущим, мыслями о других людях и так далее – а они очень сосредоточены на текущем моменте. Я вернулся к ним с книгой, где были опубликованы их фотографии, сделанные в прошлую поездку, но, оказывается, им не так уж и интересно, какими я их вижу. Кажется, их больше занимает то, как они сами ощущают себя. Во многом это оттого, что они живут в настоящем. Мы разобщены, благодаря коммуникативным возможностям соцсетей много думаем о том, как могли бы выглядеть или как хотели бы чувствовать. Это зачастую мешает углубиться в себя и понять, что мы чувствуем на самом деле. А они уверенно говорят о себе: мы чувствуем красоту, мы чувствуем силу, мы ощущаем гордость, и нам не нужно какое-то изображение, сделанное со стороны, чтобы начать ценить то, что мы имеем.
Локдауны и запреты, связанные с распространением коронавируса, воспринимаются в цивилизованном мире очень тяжело. Чему могли бы научить нас в этой ситуации коренные народы?
Думаю, тому, как не оказаться в такой ситуации. Ведь ее породил не столько сам вирус, сколько тотальный страх. Проблема не в том, что коронавирус угрожает человечеству, а в том, что мы, называющие себя цивилизованными людьми, не можем контролировать ситуацию. Думаю, карантин был необходим, учитывая огромное количество путешественников, преодолевающих миллионы миль. Так или иначе, но всем нам нужно из этой сложной ситуации вынести урок – относиться с большим уважением к Матери-Земле и миру, в котором мы живем. Коренным народам посчастливилось больше нашего: благодаря своей малочисленности, отдаленности и близости к природе они получают от нее поддержку. Мы, к сожалению, утратили эту связь с природой, нас намного больше, и мы уже не знаем, что это за ощущение – просто быть. Поэтому, скорее всего, свои ошибки мы будем повторять снова и снова. Я очень надеюсь, что мои фотографии как зеркало помогут отражать наши чувства, нашу незащищенность – зеркало, которое должно чему-то научить всех нас. Мы живем в стремительно развивающемся мире, у нас есть вроде бы все, но во многом мы обнищали.
Расскажите о своей жизни в Тибете.
Это было 35 лет назад, мне было 17, я только что окончил школу и сбежал в Тибет. В тот момент я переживал сильнейший стресс. От него и неправильно назначенного лекарства у меня выпали все волосы. Я хотел найти место, где мог бы чувствовать себя в безопасности, – мне очень не хватало этого ощущения... Тибет стал настоящим приключением! Ведь он долгое время был закрыт для остального мира, а я был молод и наивен. Так что я ничего не знал и не ожидал от него. Наверное, именно поэтому я открыл для себя там целый мир! Тибет очень далеко, очень высоко, там очень жарко, очень холодно, очень пусто. Но местные жители всегда поддерживали меня, отчего я чувствовал себя в том краю и любимым, и защищенным. Я провел там два года, и это был настоящий рай!
Не хотели бы Вы вернуться туда?
Я возвращался несколько раз, но каждый раз разочаровывался, потому что уже не испытывал тех эмоций, что в первый раз. Тибет тоже меняется и, к сожалению, не в лучшую сторону − из-за длительной оккупации Китаем. Каждый раз, когда я приезжаю туда, мне становится грустно: тибетцы когда-то были одними из самых прекрасных людей на свете, но их просто уничтожили как народ – сегодня они несвободны в своей культуре, и их уже нельзя назвать самыми счастливыми на свете.
А где, по-Вашему, сейчас живут самые счастливые люди?
Я думаю, это жители Маркизских островов, люди с обложки моей второй книги. Туда лететь четыре часа из Полинезии либо пять – с Таити. Они счастливы, потому что живут в окружении великолепной природы, и у них очень богатая культура, в которой заложена вся эта красота. Это далеко не внешняя красота, это красота души. Думаю, одна из причин того, что эти люди остаются так красивы душой, в том, что они очень оторваны от остального мира. Они ведут простую жизнь, просыпаются с рассветом и ложатся с закатом. Я бы сам хотел быть таким же счастливым и свободным, как они.
А что мешает нам, жителям мегаполисов, чувствовать себя счастливыми?
Все просто: мы думаем, что можем все контролировать. Мы говорим себе, что должны больше работать, чтобы зарабатывать деньги на походы по магазинам − это главная цель. Очень сложно в развитом мире установить связь с настоящим богатством – нематериальным: ведь купить его нельзя. Мы не понимаем, что невозможно стать счастливым, накапливая какие-то материальные предметы, что ощущение полноты счастья, настоящее богатство, может дать только богатство души. Я постоянно ношусь из Амстердама в отдаленные уголки планеты и обратно как раз в попытках наладить связь с этим далеким от нас миром и стать, наконец, по-настоящему счастливым. Даже когда я не общаюсь с этими людьми, у меня с ними словно есть невидимая связь, и я существую в резонансе с их образом жизни и мышления.
Говорят, что во все поездки Вы берете свою старую камеру...
У нее дизайн, как у фотоаппаратов с мехами 50-летней давности. Это крупноформатная камера, 8х10, она довольно сложно устроена, но медленная, можно сделать только один снимок за раз. Поэтому в процессе создания этой одной-единственной фотографии приходится выкладываться. Современной молодежи трудно понять меня, на моей недавней встрече со школьниками они недоумевали: зачем так усложнять, ведь можно взять камеру последнего поколения и получать сразу много снимков? Тогда я спросил у них: а что для вас сейчас самое важное? Один парнишка крикнул: поцеловать кого-нибудь! Видимо, он мечтал завести девушку... Я сказал: представьте, что у вас есть две опции на выбор. Первая − нет никаких запретов − и завтра утром вы можете делать на школьном дворе все, что захотите. А другая опция: за одну секунду вы можете поцеловать только того, кто вам нравится. Ваш выбор? Все как один сказали, что выбрали бы первую опцию. А я вот выбираю вторую! Мне не так интересен сам «поцелуй», как его прелюдия − путешествие, в котором все не так просто: нужно искать, охотиться, выбирать ракурс... и все равно никто не гарантирует, что кадр удастся. Но в процессе поиска испытываешь столько эмоций! Приходится быть максимально изобретательным, чтобы сделать один- единственный снимок. Но от этого шансы установить связь с теми, кого снимаешь, увеличиваются во много раз! Потому что ты вкладываешь душу в то, что делаешь, как привыкли делать они сами.
Сколько же Вам приходилось ждать момента, подходящего для снимка?
Порой до двух недель. Ощущение, что ты с каждым днем все ближе и ближе к цели, – это как будто выстраиваешь многоярусный торт, а фотография – вишенка на этом торте! — N
