Американский футуролог, психолог и специалист в области искусственного интеллекта Алекс Сучжон-Ким Пан утверждает, что для того чтобы повысить производительность достаточно работать всего четыре часа в сутки, а все остальное время тратить на отдых. Его идеи изложены в книге «Укрощение цифровой обезьяны», где он прослеживает эволюцию человеческой психологии в диджитал-эре. Наш разговор с Алексом затянулся на целых два часа: мы рассуждали о будущем человечества как вида, заменят ли нас роботы и сколько нужно отдыхать, чтобы все успевать.
Л.С.: В Вашей книге «Укрощение цифровой обезьяны» Вы утверждаете, что беспокойный ум мешает услышать глас Божий. Это был один из немногих случаев, когда в научной книге я столкнулась с упоминанием о Боге, написанное с большой буквы. Вы говорите о Боге метафорически или в религиозном понимании?
А.П.: Для меня это имеет метафорическое значение. Я не религиозен, хотя происхожу из религиозной семьи. Правда, мои родители в свое время отошли от религии, будучи не согласны с ее концепциями. Думаю, моя книга широко обсуждалась в религиозных кругах США и Британии отчасти потому, что сейчас верующим приходится жить в условиях цифровой эпохи, сохраняя при этом цельное религиозное мировоззрение. Священнослужители стараются совместить духовные размышления, молитвы и созерцание с необходимостью общаться со своей паствой посредством Интернета, не теряя духовной связи с верующими. Люди нерелигиозные и вовсе неверующие могут поучиться у них способности к сфокусированным размышлениям и цельному мировоззрению. Это как учиться у чемпионов, таких как Усейн Болт или Серена Уильямс. Я никогда не смогу играть в теннис как Серена Уильямс, но могу чему-то научиться у нее.
Л.С.: Вы говорите об интернет-зависимости как о болезни. Есть ли необходимость объявить пандемию этого заболевания, поскольку оно фактически стало повсеместным?
А.П.: Думаю, да. Думаю, следует различать технологии, например, интернет вещей, которые объективно делают жизнь лучше, и распространение различных онлайн-сервисов, созданных для привлечения и монетизации нашего внимания. Некоторые считают, что рост Интернета, Фейсбука или Твиттера не влияют на нас, как и уличные указатели, карты и прочее, что нас окружает в повседневной жизни. Но разница в том, что уличные указатели никем не используются в коммерческих целях. Владельцы социальных сетей и других онлайн-сервисов всячески стараются удерживать пользователей онлайн как можно дольше, пытаются продать какую-то продукцию, воздействовать на общественное мнение. И, наконец, чем больше люди используют технологии, тем больше эти технологии влияют на когнитивные способности, так же как миллион лет назад использование предметов труда повлияло на наши физические способности, например, изменило строение рук. Мы всегда пользовались технологиями, чтобы стать умнее, сильнее, богаче. Думаю, способность сохранить такое отношение к технологиям в эпоху, когда от нас хотят чего-то иного, и является главным вызовом в отношении современных девайсов.
Л.С.: Вы говорите, что человек физически перерождается, используя технологии. Значит ли это, что человек превратится в какой-то другой, пока неизвестный биологический вид? Можно и нужно ли остановить этот процесс?
А.П.: На практике это невозможно. Вопрос лишь в том, какие у нас альтернативы в направлении этого процесса и какими мы хотим стать в будущем. Мы находимся на этапе, когда ясны возможности цифровых технологий в плане изменения наших предпочтений, мышления и способности к коллективным действиям. Сейчас вопрос в том, кто в будущем сможет контролировать использование технологий. Это включает так называемое право на цифровое забвение, которое является частью большего дискурса о трансформации человека в будущем. Лично я отношусь к будущему с осторожным оптимизмом. Думаю, мы сможем делать более информированный и лучший выбор, чем сегодня.
Л.С.: К сожалению, я довольно пессимистично отношусь к таким прогнозам. Корейские ученые ввели в оборот профессиональный психологический термин «цифровой дебилизм», говоря о появлении дегенеративных процессах среди людей. Можно ли обратить их вспять?
А.П.: Думаю, проблемы с интернет-зависимостью будут существовать и в дальнейшем аналогично проблемам с игроманией у некоторых людей. Задача заключается в том, чтобы прекратить использование технологий, влияющих на поведение пользователей. Сейчас Фейсбук, Твиттер и Инстаграм используют приемы игровых компаний с целью удерживать пользователей онлайн. Сейчас вопрос в том, насколько компаниям будет разрешено или запрещено пользоваться такими приемами. Мы задумываемся о правилах использования цифровых технологий. Корея является хорошим примером, поскольку там Интернет был распространен раньше многих стран, а количество ограничений было небольшим. Как положительные, так и отрицательные аспекты здесь ясно видны. В Силиконовой долине многие разбогатели на таких приемах и технологиях и возражают против их ограничения, утверждая, что они никому их не навязывают. Однако, на практике, например, происходит рост ДТП в связи с использованием смартфонов при вождении. И даже в технологических корпорациях растет понимание, что ситуацию надо менять, иначе они столкнутся с юридическими проблемами и запретами.
Л.С.: В своей книге Вы даете рекомендации людям, решившим отказаться от цифровой зависимости. По-моему, эти советы больше относятся к поколению двадцатого века, которое столкнулось с интернет-зависимостью во взрослом возрасте. Будут ли эти рекомендации эффективны для миллениалов, родившихся после 2000 года, у которых структура личности деформирована этой зависимостью?
А.П.: Думаю, различия между миллениалами и предыдущими поколениями переоценивают. Различия в отношении к интернету больше обусловлены возрастом, нежели поколением. Взрослея, у людей меняется поведение в интернете, думаю, так будет и с миллениалами. Кроме того, я вижу кое-что интересное в своих детях. У них большой круг общения в сети, но они очень хорошо понимают, как онлайн-мессенджеры и видеоигры пытаются ими манипулировать. Тот факт, что миллениалы живут в цифровую эру, дает надежду, что часть из них сможет более успешно противостоять ее негативным аспектам, нежели их старшие друзья или родители.
Д.Г.: Вы владелец консалтинговой фирмы Restful Company, а также сотрудничаете со Стэнфордским университетом. Кроме того, Вы широко известны в мире высоких технологий своей инновационной и парадоксальной концепцией повышения производительности труда под названием продуманный отдых. Можете ли Вы вкратце рассказать о своей теории?
А.П.: Все очень просто. Работа и отдых не должны мешать друг другу, напротив, они взаимодополняемы в любой сфере. Отдых помогает в процессе творчества. А продуманность заключается в структурированности времени и выделении часов для досуга, когда мозг подсознательно продолжает искать нужные решения. Аналогично, спортсмены чередуют тренировки с отдыхом, что повышает мышечный тонус и снижает риск травм. То же относится к пилотам, полицейским, актерам. То есть можно так структурировать свой день, чтобы не только восстановиться после работы, но и повысить эффективность труда.
Д.Г.: Что вас сподвигло на изучение вопросов отдыха как фактора производительности труда?
А.П.: Для меня это было индивидуальным опытом. Последние двадцать лет я работал в Силиконовой долине, занимаясь прогнозированием и консультациями. Работа была интересная, но я часто выгорал и чувствовал, что мог бы сделать больше. Мне посчастливилось заниматься исследованиями для Майкрософт в Кембридже в Британии. Что удивительно, там я уставал меньше обычного. Тогда я задумался, что возможно, наше представление о необходимости тяжелой работы ошибочно. Я стал изучать жизнь успешных математиков, композиторов и т.д. и оказалось, что их образ жизни был схож с моим графиком работы в Кембридже. Они полностью фокусировались на работе несколько часов, а потом отдыхали равные интервалы времени. В ряде исследований по неврологии и психологии творчества я нашел физиологические объяснения закономерностей эффективной работы. Так, все элементы сложились как кусочки пазла в единую теорию продуманного отдыха и эффективной работы.
Д.Г.: В своих публикациях вы описываете факторы повышения производительности труда – прогулки, короткие перерывы для сна в течение дня, прекращение работы в нужный момент и здоровый сон. А что вы думаете о людях вроде Уинстона Черчилля, как их образ жизни вписывается в вашу теорию?
А.П.: Люди разные, как и виды креативности. Моя книга предназначена для большинства людей, но не для всех. Что касается Черчилля, он был известен своим неспортивным образом жизни, любовью к сигарам и виски. Но он очень серьезно относился к своим хобби, особенно к живописи. Люди, о которых я рассказываю в своей книге, были очень амбициозные и много времени уделяли своим хобби. Это неслучайно, потому что хобби приносило им то же моральное удовлетворение, что и работа, просто в ином контексте. Кроме того, оно было в чем-то аналогично работе. Например, Черчилль находил в живописи то, что он любил в политике – ясное видение цели и способов ее достижения, необходимость работать в сжатые сроки с имеющимися ресурсами. Кроме того, пример Черчилля показывает, что не нужно следовать всем правилам эффективного отдыха, достаточно придерживаться одного-двух из них.
Д.Г.: Западная поговорка гласит «время летит», считается, что на Западе больше работают, чем отдыхают. Напротив, на Востоке время течет медленно, как и работа. Влияет ли восприятие времени в различных культурах на продуктивность и если да, то как?
А.П.: Когда мы поглощены работой, восприятие времени меняется, время словно останавливается. Способность воспринимать время по-особенному влияет на продуктивность. Кроме того, чувство наличия свободного времени помогает повысить продуктивность. В Южной Калифорнии на протяжении сорока лет исследовали деятельность ученых Калифорнийского университета и других престижных вузов. Среди их выпускников и профессоров были четыре нобелевских лауреата, другие выдающиеся личности и просто ученые-середняки. Отличие между успешными специалистами и середняками заключалось в том, что первые не ощущали прессинга времени. Они серьезно разными видами досуга. Вторая группа постоянно жаловалась на нехватку времени. Что касается культуры, я читал лекции в Европе, Азии, Австралии. Везде мне говорили о дефиците времени. Конечно, мои впечатления не являются репрезентативными, но, по-моему, глобализация, распространение услуг 24/7 привнесли в культуру ощущение постоянной нехватки времени. Надеюсь, что в мире есть места, которые могут послужить примером рационального отношения ко времени, чтобы мы могли изменить паттерны поведения, характерные, например, для США, где в отличие от Франции и других стран Европы, люди постоянно куда-то спешат.
Д.Г.: Вы работали директором по исследованиям в Институте изучения будущего и консультантом в компании Strategic Business Insights. Каковы, по-вашему, перспективы мирового развития на ближайшие 20-30 лет? Станет ли мир более глобализованным и безопасным или напротив, наступит эра национализма, вооруженных конфликтов и ухудшения социальных условий жизни, ведь сегодня имеются обе тенденции?
А.П.: Мы не ошибемся, если скажем, что сохранятся обе тенденции, так как мир достаточно большой и сложный. Я отношусь к этому вопросу с осторожным оптимизмом. Думаю, опасные процессы ультранационализма сойдут на нет в ближайшие годы. Распространение интернета вещей, социальных сетей, новых технологий могут значительно улучшить жизнь при условии, что они будут правильно развиваться и применяться. Не исключен сценарий, при котором роботизация вызовет значительную безработицу и социальную напряженность. Или же напротив, технологии позволят более справедливо распределять экономические выгоды, что приведет к устойчивому развитию и уменьшению различных угроз, например, отходу от края экологической катастрофы. Так что думаю, у нас есть возможность сделать мир гораздо лучше, и мы обладаем достаточными знаниями и интеллектом для этого. Многое зависит от авторов и владельцев новых технологий, их целей и намерений. Последнее десятилетие мы видим негативные последствия их применения. В мире взаимосвязанных технологий, напрямую воздействующих на жизнь людей, положительные цели и намерения очень важны. Думаю, нам пора стать умнее. Иначе у наших потомков будут серьезные проблемы. Но надеюсь, нам удастся избежать подобного развития событий и в будущем у человечества появятся менее важные экзистенциальные проблемы.
Д.Г.: Что вы думаете о перспективах роботизации труда, как она повлияет на трудовую занятость и какие это повлечет социальные и культурные последствия?
А.П.: Как бы марксистки это ни звучало, в деле роботизации важно кто контролирует средства производства. Можно представить себе будущее, в котором робототехника принадлежит меньшинству – людям вроде Джека Ма, Джеффа Безоса, Марка Цукерберга, а большинство лишено работы. Также можно сделать так, чтобы роботы не конкурировали, а дополняли человеческие способности и навыки, или чтобы простые люди владели роботами. Например, UBER рассматривает возможность создания беспилотных такси, чтобы не пользоваться услугами таксистов. Но если беспилотные такси будут принадлежать самим таксистам, а те будут сдавать их в аренду компании UBER, они не лишатся работы, а станут менеджерами. При такой системе среди таксистов выделятся малые предприниматели. Все зависит от того, кто будет владеть роботами и получать эконмическую выгоду от их использования. Касательно культурного аспекта, многим понравятся роботы, которые, например, стирают или моют посуду. Например, уже сейчас корпорация Даймлер-Бенц использует устройства вроде экзоскелетов, что облегчает работу ее сотрудников. Подобные гибридные системы позволят людям и роботам работать вместе. Изменит ли это нас как людей? И да, и нет. Исторически мы уже давно взаимодействуем с технологиями, которые расширяют наши возможности, и очень довольны этим. Например, когда в 19 веке появились велосипеды, все были в восторге от них. В газетах писали о своего рода «завоевании времени», ускорении темпа жизни. Так что думаю, если развивать технологии в таком направлении, наша жизнь станет лучше, и мы только выиграем от этого.
Интервью: Лейла Султанзаде, Джавидан Гулиев
Фото: Лейла Султанзаде, пресс-материалы
